[Sindani]

28.10.2019 в 11:38

Пишет  Меррил:

Офисный планктон? Есть в этом что-то от Дэви Джонса...
Соединенные Штаты Америки послали к берегам Сомали для борьбы с пиратами авианосец.
— В настоящее время с пиратами ведутся переговоры об освобождении команды авианосца. (с)



Почему пираты — не безжалостные варвары, а здравомыслящие люди, ориентированные на максимизацию прибыли и как это понимать.

Профессор Чикагского университета и автор монографии «Невидимый крюк: скрытая экономика пиратства» Питер Лисон объясняет, почему пираты XVIII века были самыми демократичными людьми своего времени, а мучить и убивать людей их заставляли суровые законы рынка.

Внимание! Здесь и далее: «Невидимый крюк: скрытая экономика пиратства». Будьте благоразумны! (Много умных слов и специфичных терминов)

— Центральная мысль вашей работы состоит в том, что пираты — не безжалостные варвары, скитающиеся по свету, а предельно здравомыслящие и рациональные люди, ориентированные на максимизацию прибыли?

Совершенно верно. Пиратство — это профессия, и мне кажется, что нам стоит рассматривать решение того или иного моряка податься в пираты вместо того, чтобы пойти, например, на торговое судно, как вполне обычный карьерный выбор. Поведение пиратов определяется теми же факторами, что и наше собственное поведение, когда мы думаем о том, куда бы устроиться на работу. И они действительно были очень рациональны в традиционном экономическом смысле — реагировали на стимулы и последовательно шли к намеченным целям.



— Можно ли сравнивать пиратское судно с компанией или корпорацией?

Пиратское судно — это организация, ориентированная на прибыль. Люди, которые на нем собирались, были своего рода акционерами корпорации. Судно практически в равных долях принадлежало всем членам команды. А свою добычу, или, если угодно, дивиденды, они делили между собой по принципу выплат на основе акций.

— Вы пишете о том, как пираты создавали свой бренд и поддерживали имидж беспощадных варваров, приводя в пример пиратское знамя — «Веселый Роджер». В чем заключались их основные стратегии?

Когда в начале XVIII века пираты орудовали в Карибском море, они не были единственной угрозой для торговых судов — в регионе находилось множество военных кораблей враждующих между собой стран. Но все остальные представляли для купцов меньшую опасность, поскольку были вынуждены действовать в рамках закона. Пираты же, если вы им сопротивлялись, могли с вами сделать все, что им заблагорассудится. Поэтому, если они хотели захватить добычу с минимальным сопротивлением — а именно этого они и хотели, поскольку это позволяло им максимально сократить собственные издержки, — им нужно было как-то обозначить: «Я пират, и я вас всех поубиваю, если будете рыпаться». Ответом на такой запрос и было возникновение «Веселого Роджера». Если описывать ситуацию в терминах институциональной экономики, теории игр и теории сигналов, налицо так называемое «разделяющее равновесие». В сигнальных играх принимают участие два типа игроков, один из которых — агент — посылает сигнал, а другой — принципал — его принимает. При этом люди демонстрируют различное поведение, чтобы сообщить о себе некоторую информацию, которую нельзя наблюдать непосредственно. В случае «разделяющего равновесия» принципал в состоянии разграничивать агентов разного типа, так что в результате они получают различное вознаграждение. При этом издержки, связанные с посылкой сигнала, у агентов разного типа также различаются. Но если «Веселый Роджер» настолько эффективно действует на торговые суда и с такой легкостью заставляет их сдаваться, почему же его не использовали другие агенты, конкурирующие с пиратами, но подчиняющиеся при этом законам? Я предполагаю, что они, безусловно, хотели им воспользоваться. И если бы эти желания осуществились, установилось бы так называемое «смешивающее равновесие», при котором принципал не в состоянии как бы то ни было разграничивать агентов разного типа, и все они получают средневзвешенное вознаграждение. Но обычные военные суда не могли позволить себе поднять «Веселый Роджер» — для них в этом случае слишком высоки были бы издержки, поскольку их статус тут же менялся бы: из легитимных факторов они превращались бы в преступные. Их могли поймать и вздернуть на виселице. А у пиратов эти издержки были заложены с самого начала, поскольку они и так функционировали вне закона.

— Насколько большую роль в становлении бренда пиратства играла жестокость?

Опять же, если думать о пиратстве как о бизнесе — а ровно так о нем и следует думать, — репутация для флибустьера была важна точно так же, как и для любого другого предпринимателя. Чтобы бренд утвердился и институционализировался, нужна очень кропотливая работа. В случае с пиратами она заключалась в том, чтобы жестоко пытать и убивать людей, которые оказывали им сопротивление. Обычно мы представляем себе пирата беспощадным и жадным до крови дикарем, которому дай только повод порубить кого-нибудь на куски. Но, скорее всего, пират, как и любой другой человек, предпочел бы не убивать ближних. Тем не менее он знал, что если ему оказано сопротивление и он никак на это не отреагировал, его репутации — и, следовательно, бренду в целом — будет нанесен тяжелейший урон. Жестокость была эффективна, потому что она демонстрировала, что за нежелательное для пиратов поведение придется платить. Если вы матрос на торговом судне и знаете наверняка, что вне зависимости от того, как вы будете себя вести, пираты вас все равно убьют, то цена сопротивления — нулевая. Почему бы не попробовать? Скорее всего, вы проиграете, но хуже, чем при добровольной сдаче, вам от этого не будет, исход один — смерть. Поэтому для пиратов было принципиально важно прибегать к чудовищным пыткам только в тех случаях, когда им нужно подавить нежелательное поведение. Все это — часть идеи, которую я сформулировал как «невидимый крюк». Она во многом сродни тому, что Адам Смит называл «невидимой рукой» рынка (сила, которая направляет отдельную личность, стремящуюся к собственной выгоде, независимо от ее воли к достижению выгоды и пользы для всего общества. — Esquire) — в том смысле, что люди, которые стали добычей пиратов, безусловно, несут множество потерь, но команда пиратского судна, ориентированная на прибыль, скорее будет относиться к ним хорошо, чем команда истинных садистов, для которой деньги — тлен.

— Но как же тут провести границу между причинами и корреляциями? Почему нельзя сказать, что пираты были бандой беспощадных и жадных до крови головорезов, которым попросту повезло со стратегией?

Один из способов провести эту границу заключается в том, чтобы приложить к ситуации теорию рационального выбора. Если бы пираты были настоящими безумцами, было бы странно, проявляй они свое безумие только в определенных ситуациях. И совсем уж странно, если бы это были только те ситуации, в которых они могут заработать деньги. Между тем ровно это мы и наблюдаем. Обратите внимание на следующий, с позволения сказать, пиратский парадокс. Порочные и необузданные морские бандиты живут по строгому пиратскому кодексу, проводят судебные заседания и регулируют употребление алкоголя. Как-то одно с другим плохо вяжется. Прежде всего, наш парадокс исключает гипотезу о том, что все пираты были попросту сумасшедшими, поскольку, когда это было в их собственных интересах, они, как представляется, были способны вести себя абсолютно рационально. Разрешить пиратский парадокс нам позволяет модель рационального выбора: приняв одно базовое допущение, касающееся поведения человека как такового, мы можем примирить две эти вещи, которые кажутся несочетаемыми, если выводить мотивы поведения пиратов из множества отдельных частных случаев.

— В качестве примера эффективности поведения пиратов вы приводите свидетельства некоторых историков о том, что знаменитый Эдвард Тич по прозвищу Черная Борода не убил ни одного человека.

Это идеальная иллюстрация того, о чем я говорил, и в некотором роде она также связана с теорией рационального выбора. Истинные свидетельства кровожадности пиратов — а их у нас немало — любой экономист охарактеризовал бы как выход из равновесия, отступление от нормы. Все эти случаи подробно задокументированы, поскольку случилось нечто чудовищное, из ряда вон выходящее. А тот факт, что Черная Борода не убил ни одного человека, напротив, свидетельствует о соблюдении равновесия. Репутация, которую он себе создал, была настолько эффективна, что ему ни разу не пришлось осуществлять угрозу, которая была заложена в его имидже. Больше всего меня удивило, что иногда на пиратских судах действовала система страхования от несчастных случаев на производстве. Больше всего потрясает то, насколько рано у пиратов сформировался этот институт. Вообще-то страхование от несчастных случаев на производстве было, мягко говоря, нетипичной практикой для XVII—XVIII вв.еков. Моряки торгового флота, например, ни на что подобное со стороны государства рассчитывать не могли, пока институт не появился у пиратов. Но, так или иначе, это была очень сложная, развитая и детализированная схема: если вы, например, теряли правую руку, то получали X реалов, а если левую ногу — Y реалов в качестве компенсации.

— При этом пираты оказались новаторами и в социально-политической сфере?

Совершенно верно. Можно сказать, что они были первопроходцами конституциональной демократии. Я был поражен, насколько ситуация на пиратских судах рубежа XVII—XVIII вв.еков и мотивировка их установлений созвучна тому, что столетие спустя описывал в «Федералисте» Джеймс Мэдисон (четвертый президент США, один из авторов американской конституции. — Esquire). Пиратская демократия не сводилась к простому голосованию, за кого поднимут больше рук. На судах действовала довольно сложная система сдержек и противовесов, квазисистема судебного контроля.

— В чем заключались фундаментальные принципы пиратской демократии?

Прежде всего, необходимо отметить, что организационная структура пиратского судна была предельно горизонтальной. В среднем на одном судне было порядка 80 пиратов, хотя это число могло доходить и до нескольких сотен. Обычно они все вместе выбирали капитана и второе высшее должностное лицо — квартирмейстера, или старшину рулевых, штурмана. Каждый из них обладал четко определенной сферой компетенций, которые, тем не менее, в некоторых случаях пересекались. Перефразируя все того же Мэдисона, амбиции здесь сталкивались с амбициями. Фактически в основе всего лежала система разделения властей, которая делала невозможным беспредел высшего пиратского офицерства. На торговых судах, напротив, организация была иерархическая: львиная доля власти принадлежала капитану, матросы оказывались в его полном подчинении, и вся система являла собой полную копию того, что происходило на суше, то есть была довольно автократична. При этом вокруг демократической структуры на пиратских судах выстраивалась система конституционализма. Как ни странно это может прозвучать, но пираты кодифицировали систему социальных правил, которые определяли, как должна делиться добыча, как регулируются сферы, которые могут спровоцировать конфликты на борту (например, азартные игры), как и когда матросам разрешено пить и курить (ведь они должны быть в форме перед абордажем). Все эти правила фиксировались в уставах, своеобразных конституциях, с которыми потенциальные члены команды должны были ознакомиться и согласиться перед началом плавания.



— Зачем пираты писали эти конституции?

Существует множество причин, по которым право кодифицируется. Для пиратов на первый план выходило то, что они не могли положиться на власти и были вынуждены выстраивать внутреннюю, пиратскую систему правопорядка. Они стремились к максимальному единодушию на борту, поэтому для них было очень важно, чтобы каждый матрос поставил свою подпись под документом и так гарантировал свое согласие с общими правилами. К тому же записанная конституция позволяла избежать офицерского произвола на борту. Таким образом, по всем статьям демократическая система оказывалась наиболее выгодной для пиратов.

— Какие уроки могут извлечь из опыта пиратов XVIII века современные управленцы?

Один из главных уроков — стремление к прибыли должно определять организационную структуру фирмы, а не наоборот. Анализируя успех пиратов в построении демократии на местах, очень соблазнительно во главу угла ставить именно их самоорганизацию. Но это ошибка. Пираты представляли собой небольшой «трудовой коллектив», который управлял фирмой, не нуждавшейся в сторонних инвестициях, при этом оценить вклад каждого конкретного «работника» в успех предприятия довольно тяжело. В таких условиях демократия на местах создавала условия для получения максимальной прибыли. Для других фирм, которые удовлетворяют описанным экономическим условиям, это также будет справедливо. Однако для фирм, которые этим условиям не удовлетворяют — например, для больших корпораций или фирм, которым необходимо привлекать большие объемы инвестиций извне, а это, на самом деле, большинство современных компаний, — такая модель работать не будет. Демократия на местах не позволит им извлекать максимум прибыли, так что для работников более выгодны другие формы организации.

— В своей работе вы в основном рассматриваете «золотой век» пиратства, а как вы оцениваете современное состояние дел в этой сфере — например, в Сомали?

Современные пираты… они, конечно, похожи на своих старших коллег в том плане, что бороздят моря и грабят торговые суда, занимаясь этим преимущественно в регионах со слабыми государствами. И они точно так же являются бизнесменами, экономическими факторами, которые действуют в своих интересах, пытаясь заработать деньги. Но если говорить, например, об их институциональной организации, то она, конечно, гораздо скучнее. В прошлом году — и это единственный известный мне случай — французские власти, захватив команду пиратов, обнаружили у них руководство по обращению с пленными. Сам факт свидетельствует в пользу идеи о том, что пираты ориентированы на извлечение прибыли — они завели себе руководство не потому, что они такие миляги, а потому, что пленные для них ценны в качестве живых заложников. Но им все равно очень далеко до пиратов былых времен. Старинные пиратские уставы создавали самую настоящую систему социального управления на корабле. У современных пиратов ничего подобного не наблюдается, и главная причина этого, как мне кажется, кроется в том, что пираты XVIII века проводили очень много времени вместе. Долгие месяцы люди жили и работали бок о бок в открытом море, и это означало, что судно становилось подобием того общества, от которого пираты были оторваны. А любое общество нуждается в некоем наборе правил, чтобы нормально функционировать. Что же касается современных пиратов, то они стремятся проводить друг с другом на своих судах минимум времени. Сейчас пиратские экспедиции чаще всего являют собой краткосрочные рейды, а в таких условиях дрейфующим обществам образца XVIII века нет места. Современные пираты попросту не сталкиваются с теми социальными проблемами, которые так остро стояли для их коллег три столетия назад, и им не нужно вырабатывать правил, которые позволили бы их избежать. Нет общества — нет и правил.

— Тем не менее сомалийским пиратам все равно удается получать неплохую прибыль.

Вне всяких сомнений. Это у них получается вполне неплохо. Нельзя сказать, что они более примитивные хищники, по сравнению со старыми добрыми пиратами. Просто они не такие интересные хищники. (Читай: про них еще не написали легенд и не сняли кучу "Одиссей Блада из Сомали")

(с) Esquire

@темы: Кросспост, Всячина